По остывшим следам [Записки следователя Плетнева] - Владимир Плотников

— У вас санкция прокурора есть?! — продолжал наступать Брагин. — Безобразие! Я буду жаловаться!

— Успокойтесь, — сказал я. — Ваши нервы должны быть крепче моих. Объясняю, что в исключительных случаях закон разрешает нам работать и после двадцати двух часов…

— Интересно! — не успокаивался Брагин. — Каким же исключительным случаем вы хотите оправдать свои действия?

— Оправдываться придется вам, — ответил я. — Случай этот — смерть Натальи Викторовны, вашей второй жены. По факту смерти возбуждено уголовное дело, следствие поручено мне…

— При чем же тут я?! — всплеснул руками Брагин. — Она умерла от сердечного приступа!

— Как раз в этом мы и сомневаемся. Садитесь к столу. Мне придется вас допросить.

Брагин посмотрел на меня с таким презрением, как будто перед ним был не представитель власти, а ничтожество, жалкий крючкотвор. Выдержав этот взгляд, я взял бланк протокола допроса и стал заполнять его. Бочаров в ожидании дальнейших распоряжений подсел к журнальному столику и углубился в чтение газет. Было около девяти часов вечера. Как только Брагин расписался в том, что ему разъяснена ответственность за отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний, я спросил:

— Какие у вас отношения с Ладьиными?

— У вас нет вопросов полегче? — огрызнулся Брагин. — На этот отвечать отказываюсь…

— Почему?

— Это мое дело…

— Хорошо. Тогда скажите: где вы познакомились с Натальей Викторовной?

— У нее в универмаге.

— Как познакомились?

— По объявлению. Ей требовался художник.

— Почему вы оставили свою первую семью?

— Не устоял-с, — насмешливо ответил Брагин. — Не устоял-с перед чарами Натальи Викторовны.

— Не надо паясничать, — одернул я его. — Отвечайте серьезно…

— Со всей серьезностью говорю: не устоял-с…

— Вы ревновали ее?

— Нет-с, мне льстило, что она из всех поклонников выбрала меня.

— В таком случае скажите: за что вы ударили ее прошлым летом в Сочи?

— Это опять-таки мое дело. Незаслуженно не обижал.

— Вы грозили ей убийством?

— Не буду отрицать, просто не помню.

— Вы часто выпивали?

— Как все, не чаще.

Ответы Брагина носили явно издевательский характер. Я еще раз попробовал усовестить его:

— Перестаньте строить из себя шута, вам сорок пять лет, вы интеллигентный человек!

— Человек? — ответил Брагин. — Нет, убийца! Вы притащили меня сюда как убийцу! А я не убивал. Чем вы докажете мою вину? И почему вы считаете, что Наташа была убита?

«Хитер, бестия! — мелькнуло у меня в голове. — Хочет знать доказательства, чтобы выкрутиться. Не выйдет!»

— В таком случае расскажите, как и от чего умерла ваша жена, — попробовал я изменить тактику допроса, а сам подумал: «Зря потратил время на препирательства. Пусть выложит все, чем дышит, хуже от этого не будет, зато обстановка прояснится».

— С этого бы и начинали, — празднуя свою победу, сказал Брагин. — Вам известно, что Наташа часто болела ангинами?

— Известно, — ответил я.

— А вы знаете, что ей удаляли гланды?

— Знаю.

— Скажите, неужели ее родители скрыли от вас, что врачи беспокоились за исход этой операции и предупреждали их, что у Наташи плохое сердце?

«Опять хитрит. Пытается узнать, кто дал против него показания», — подумал я и ответил:

— Не будем трогать родителей, они несчастные люди…

— Ладно, не будем. Осенью Наташа сказала, что она беременна. Я не хотел ребенка. У меня и так трое. Боялся я и за то, что она умрет во время родов. Но аборт делать не пришлось. Врачи заподозрили опухоль и рекомендовали лечь на обследование. Наташа легла. Очень переживала, что не перенесет операцию. В роддоме ее навещали родители. Они вам сказали об этом?

— А сердце в то время давало себя знать? — спросил я, уклонившись от ответа.

— Да, Наташа часто жаловалась на него, — ответил Брагин, — но по характеру она человек такой, что не возьмет лекарство, пока не подопрет. Принимала она разные капли, валидол, нитроглицерин и еще какие-то таблетки от ревматизма.

— Теперь расскажите, что предшествовало ее смерти?

— Днем она позвонила мне в мастерскую, сказала, что плохо себя чувствует и с работы уходит. Я тоже решил прийти домой пораньше. Когда вошел во двор, в нем было полно дыма. Я поругался с дворником, потому что дым мог проникнуть в квартиру. Потом поднялся к себе. Наташа была дома, Андрейка тоже. Она взяла его из детсада сама. Мы поели. Я стал играть с Андрейкой, а Наташа разделась и легла. Примерно через час она крикнула нам, что играть хватит, так как ребенку пора спать. Я уложил Андрейку, вышел к Наташе, и тут она мне сказала, что у нее сильно колет сердце. Я дал ей валокордина. Боли не проходили. К ним добавился озноб. Потом вдруг Наташа села и замахала перед лицом ладонями, как будто ей не хватало воздуха. Я бросился искать нитроглицерин, обыскал весь сервант, где он раньше лежал, и ничего не нашел. В этом время Наташа закричала и упала на подушку. Челюсти у нее были стиснуты. Я испугался, что она умрет, и побежал к соседке вызывать скорую, а когда вернулся, Наташа уже не дышала. Врач спрашивала меня, чем болела она раньше. Я ответил, что ангинами, гриппом, жаловалась на сердце.

— Скажите, — перебил я Брагина. — Дворник рассказывала вам что-нибудь о том, как Наташа приехала домой?

— Нет, о жене напомнил ей я. Сказал, что у нее больное сердце и дым ей может навредить.

— А на лестнице вы кого-нибудь встречали?

— Не помню, мне было не до этого.

— Как кричала Наташа?

— Вроде бы «ой-ой» или «ай-ай», точно не помню.

— Откуда на ее сорочке кровь?

— Кровь? — переспросил Брагин. — Не знаю. Сорочка у нее была чистая.

— Нет, — возразил я, — на груди она испачкана кровью. Это подтверждается биологической экспертизой.

— Не знаю, не знаю, — продолжал твердить Брагин. — Может, от ложки? Я разжимал Наташе челюсти, чтобы не задохнулась…

— Куда вы дели эту ложку?

— Бросил ее на сервант, но она, кажется, упала…

Да, Брагин был изворотлив, как змея! Он ловко обходил все острые моменты и при всем этом, когда ему было нужно, демонстрировал прекрасную память!..

— Почему вы не сообщили о смерти Наташи ее родителям?

— Боялся. К тому же знал, что они обвинят в ней меня…

— Вот как?

— Да, они меня ненавидели.

— За что?

— Не знаю…

— Скажите, кто перед похоронами просил наложить на лицо Наташи косметику?

— Я. И вообще похороны организовывал я. Родители только ругались с врачами, доказывали, что диагноз поставлен неверно, что Наташа была здоровой.

— Вы платили за грим?

— Да, заплатил двадцать пять рублей санитарке, чтобы сделала получше.

— Какие повреждения вы видели у Наташи?

— Только ранку на губе…

— А отпечатки пальцев на шее, синяки на кончиках пальцев?

— Не видел. На шее были трупные пятна. Я просил их тоже загримировать.

— Где вы жили после смерти Наташи?

— Мне было тяжело оставаться в квартире. К тому же я избегал встреч с родителями. Поэтому поселился в мастерской. Оттуда ездил в морг и на кладбище. С похорон я, правда, вернулся вместе со всеми в квартиру, на поминки, но после первой рюмки ушел и больше там не был.

Молодец Брагин! Хорошо подготовился к допросу, все продумал, все предусмотрел. Говоришь правдиво, когда нельзя лгать, а когда не хочешь рассказывать правду — ссылаешься на незнание, на забывчивость. Очень удобно!

— В вашей квартире обнаружено написанное Наташей завещание. Что заставило ее думать о сморти? — спросил я.

— Наташа боялась ложиться в роддом, — ответил Брагин. — Ей казалось, что она умрет. Она несколько раз начинала писать завещание, я эти бумажки отбирал и выбрасывал в мусорное ведро.

— У вас среди медиков есть знакомые?

— Бывшая жена. Она врач-педиатр, убежденная домоседка. В гости не ходит, к себе не приглашает.

— А с Локшиным вы знакомы?

— Я же сказал: с ним ругались Ладьины. Мне разговаривать с ним не приходилось.

Вот так! Спрашивать больше не о чем, придраться не к чему… Я обязал Брагина явиться утром в бюро биологических экспертиз для сдачи крови и отпустил его домой. Бочаров, так и не дождавшись поручений, тоже ушел.

Вскоре эксперт сообщил мне, что обнаруженная на Наташиной сорочке кровь принадлежит не Брагину, а какому-то третьему лицу… Кто же он, этот третий? Как его кровь попала на сорочку? Почему до сих пор о нем никто не сказал? Одни загадки… Впрочем, Брагин в сложившейся ситуации ведет себя вполне логично. Он понимает, что заявлять алиби бесполезно: соседка и дворничиха видели его. Поэтому он отрицает сам факт убийства, умалчивая заодно о третьем, находившемся в квартире, человеке. Он назовет этого человека тогда, когда убийство станет очевидным, назовет, чтобы свалить на него вину… Если, конечно, не произойдет чуда и неизвестный первым не начнет изобличать Брагина… Не доложить ли обо всей этой обстановке прокурору?